Вирус В-13 - Страница 37

— Вот никогда не думал об этом, — смеясь ответил Байдаров, сбрасывая с ладоней песок. — Да и не вы ли говорили мне, что я похож на шагающий экскаватор.

Таня рассмеялась.

— Это потому, что вы носите ужасный костюм. Он вам очень не идет.

— Он получил его готовым в ателье, — вставил Березкин. — Костюм шили на какого-то циркового борца.

— Не удивительно, что он сидит на вас мешком. А вы, Яша, — лукаво сказала Таня, — должны нравиться женщинам.

Байдаров отшучивался.

Он и не подозревал, что сейчас, кроме, Тани, на него внимательно смотрит еще одна женщина…

Фрейлейн Морге остановила машину метрах в двухстах от берега и отодвинула голубую шторку.

Сидевший рядом с ней Демарсе достал бинокль.

— Это они.

— Я вижу. А кто вон тот рослый мужчина?

— Один из журналистов, с которыми она приехала.

— Дайте мне бинокль.

Поставив руку на край окна кабины, она смотрела, не отрываясь несколько секунд, и промолвила задумчиво: — Вот как!

— Вы его знаете? — удивился Демарсе.

— Это мой старый знакомый… Но я не думала, что он так красив, — она продолжала смотреть на берег, в ее глазах, прикрытых черными кольцами окуляров бинокля, на какой-то миг растаяли льдинки, и она добавила тихо, как бы про себя: — Я, кажется, не жалею, что у меня не было второго патрона…

Но когда она опустила руку с биноклем, глаза ее были сухи и холодны, как всегда.

— Нужно, чтобы доктор Майкова приехала сюда одна.

— Но как это сделать?

— Это уже не ваша забота, Демарсе. Скажите, вы узнали, кто это появляется возле клиники и расспрашивает о ней шоферов такси?

— Это редактор «Рабочей газеты». О'Патли.

— А-а, — протянула фрейлейн Морге. — Значит после разговора с доктором он решил заинтересоваться нашими делами… Займитесь им сегодня же, Демарсе, — позвоню шефу полиции, он вам поможет.

— Вы считаете, что я один не справлюсь?

— У вас грубые, однообразные приемы, Демарсе. — считаю, что с редактором «Рабочей газеты» нужно поступить не так, как с доктором из портовой больницы. Иначе это вызовет подозрение.

Фрейлейн Морге еще раз посмотрела на берег. В ее глазах снова появилось непонятное Демарсе выражение, — на него она так не смотрела никогда.

Задернув шторку, она развернула машину.

О'Патли начинает действовать

Окна подвального этажа типографии «Рабочей газеты» уходили вниз, в землю. Из них несло запахом типографской краски, слышалось мягкое хлопанье старенькой печатной машины и шуршание газетной бумаги. Над подвальным этажом, в небольших полутемных комнатках разместилась редакция.

О'Патли ворчал над корректурной полосой, исчерканной квадратами и крестами полицейской цензуры; приписал в конце несколько слов, поставил жирную точку и сломал карандаш. Он поискал глазами перочинный нож, махнул рукой и бросил карандаш на стол.

Этой точкой и заканчивалась его работа в редакции.

Писать ему, вероятно, не придется долго.

О'Патли положил вытянутые руки на стол и некоторое время сидел так в глубоком раздумье. Потом достал из кармана пиджака две небольшие фотографии, и принялся их разглядывать. Отпечатки были бледные и нечеткие, и О'Патли недовольно хмурился.

— Глаза! — воскликнул он, наконец, с досадой. — Черт бы побрал эти глаза!

Откинувшись на стуле, он постучал в стенку. Послышался ответный стук, и вскоре в комнату вошел невысокий угловатый человек в джемпере с засученными рукавами. Это был Старки, заместитель редактора «Рабочей газеты», он же заведующий отделом иллюстраций, он же художник-карикатурист. Старки редко приходилось рисовать смеющиеся лица, и, вероятно, поэтому выражение его собственного лица было хмурым; возле углов рта пролегали две глубокие складки.

О'Патли показал ему на снимки.

— Послушай, Старки. Неужели нельзя было отпечатать лучше?

— Лучше? — еще более нахмурился Старки. — Ты же сам видел свои негативы. Хотел бы я посмотреть на человека, который сумеет сделать с них лучшие отпечатки.

— Да, — согласился О'Патли. — Негативы на самом деле были неважные. Но я хотел бы, в свою очередь, посмотреть на человека, который в моих условиях сумел бы сделать лучшие снимки. Мне все время мешал забор… Но теперь уже все равно. Новые делать некогда.

— Ты все-таки решил?

— Решил! Другого выхода нет. Ты остаешься за меня, Старки. Садись, потолкуем, что тебе нужно будет сделать…

Они поговорили о редакционных делах. Потом О'Патли решительно задвинул ящики стола и встал. Старки молча проводил его до дверей.

— Ну, не хмурься, дружище, — сказал О'Патли, крепко на прощание пожимая ему руку. — Будем надеяться, что все сойдет хорошо. Вообрази, что это моя обычная поездка за сбором сенсационного материала…

Оставшись один, Старки присел за стол, взял в руки карандаш, рассеянно повертел его в руках и, заметив, что он сломан, полез в карман за перочинным ножом.

— Обычная поездка, — пробурчал он, стараясь подцепить ногтем тонкое лезвие перочинного ножа. — Как бы не так! Это то же самое, как если б поехать прямо к черту в зубы…

…Когда Демарсе в сопровождении тайного агента полиции вошел в редакцию, то застал там одного Старки, чинившего карандаш.

— Главного редактора нет, — ответил Старки, с удовольствием разглядывая тонкое аккуратно отточенное острие карандаша. — Он, не говорит нам, куда уезжает. В поисках хорошего материала наш редактор иногда забирается довольно далекой..

О'Патли дошел до кинотеатра «Олимпия» и удивленно свистнул. Лицо его выразило беспокойство. Место, где еще вчера висела афиша человека-трансформатора, сейчас было заклеено смеющейся физиономией какого-то куплетиста-юмориста. О'Патли вошел в ограду кинотеатра и отыскал дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен!». В полутемном коридоре воздух был пропитан запахом киноклея, к которому примешивался запах пота.